Поделиться ссылкой:

Его создал советский артиллерийский полковник Евгений Мурзин
Пришло время нового звука. Мы живем в мире электронной музыки. Она рвется из колонок, «заводит» ночные клубы, щебечет неземными соловьями на изысканных концертах и долбит по ушам из-за стенки, когда в соседней квартире балдеет молодежь. ХХI век на дворе, не на клавесине же играть. Но у любого явления есть история. Потому вспомним, что первый в мире музыкальный синтезатор изобрел полковник Советской Армии Евгений Мурзин. Это было в далеком 1958 году, еще до появления заграничных «Синти-100», «Супермугов» и задолго до изобретения всевозможных «Ямах», которые сегодня поют и барабанят даже в московских подземных переходах.

 

Когда в «Бриллиантовой руке» загипсованная лапа гоняется за Гешей (Мироновым), а потом хватает его за нос…

Когда в «Солярисе» давящим звуковым фоном идет тяжелое, переливающееся гудение — океан тревожится, нервы взвинчены…

Когда в «Приходите завтра» ошалевшая от Москвы Фрося Бурлакова падает в обморок у трех вокзалов…

Когда в «Освобождении» травится Гитлер…

А еще в «Сибириаде»…

А еще в «Зеркале»…

И во множестве других не столь памятных фильмов, в бесчисленном количестве мультиков и научно-популярных лент нужный звуковой эффект достигался с помощью синтезатора АНС. Иногда про это сообщалось в титрах (в «Солярисе», например), чаще — нет. На АНСе воспроизводились не только шумы, он использовался при написании музыки, причем какие имена с ним связаны! Шнитке… Губайдулина… Денисов… Артемьев…

АНС изобрел военный инженер Евгений Александрович Мурзин, носивший погоны полковника и пушечки в петлицах. Впрочем, форму Мурзин надевал нечасто, по натуре был человеком штатским. Музыку любил, особенно Скрябина. Собственно, со Скрябина все и началось…

Прицел на Сталинскую премию

Мурзин перед войной учился в Институте инженеров коммунального хозяйства. Собирал пластинки — сначала джаз, потом классику. Стал постепенно завзятым меломаном. Однажды попал на концерт, где исполнялся Скрябин, — и вышел потрясенный.

Великий Скрябин — гений, аристократ духа, мистик, эстет, Скрябин — небожитель-философ, мечтавший объединить музыку, цвета, запахи, пластику, Скрябин, ощущавший себя мессией искусства как новой религии, — и этот парень из предвоенной общаги коммунхозовского института, где веселые студенты приветствовали друг друга коротким рывком кулака сверху вниз (намек на дерганье унитазной цепочки), сын ивановской ткачихи…
Странное пересечение? Не такое странное. Говорят, Скрябин рассчитан на подготовленного слушателя. Но Мурзин и был подготовленным! Жадно читал, интересовался всеми науками на свете. Блестящие мозги, отличные руки. Без конца изобретал, фонтанировал идеями — то усилители биотоков головного мозга, то какие-то особые гидравлические клапаны, то ускорители частиц. Он и потом, когда пришло время, очень легко из коммунальщика переквалифицировался в баллистика-расчетчика, потом — в оптика-механика, затем — в электронщика; все как-то естественно, без особого напряжения. Самородок.

Композитору Скрябину было тесно в рамках тогдашней музыкальной системы — задорный студент Мурзин задумался, как эти рамки расширить. И придумал фотоэлектронный оптический синтезатор звука. Гордо пошел с чертежами по тогдашним корифеям — композиторам, звукооператорам, профессорам-акустикам. Получил ушат холодной воды на голову.

Отличная идея, сказали ему. И даже теоретически вполне воплотимая в жизнь. Но кто это будет делать? Молодой человек, вы предлагаете дорогую, невероятно сложную в производстве вещь. Да, она полезна при сочинении музыки — но сколько их в стране, сочинителей музыки? Причем таких, которые не пишут марши, а ищут космические созвучия?

Разговор происходил в начале 1941 года. Служить Мурзина направили в артиллерию. На фронте он немедленно озаботился вопросом: как сделать, чтобы пушки его батареи били точнее? Придумал схему электромеханического поправочника для управления огнем. Послал командованию. Вскоре был отозван с фронта и прикреплен к одному из номерных НИИ в должности «военного изобретателя». Там и остался после Победы. За разработку зенитного прицела нового типа получил по закрытому списку Сталинскую премию. Эта работа была зачтена ему как кандидатская диссертация.

Перечисление всего, что полковник Мурзин наизобретал во славу советской артиллерии (а потом — ПВО, ракетных войск, ВВС), заняло бы слишком много места. Упомянем только, что был он, например, главным конструктором систем управления огнем летающего командного пункта войск ПВО — понятен уровень? Мог сделать карьеру, стать генералом, доктором наук — но ему это было неинтересно. Мурзину нравилось изобретать. И возиться с АНСом.

АНС — это сокращенное «Александр Николаевич Скрябин». Так в честь любимого композитора Мурзин назвал тот самый фотоэлектронный синтезатор, нереальность выпуска которого ему доказывали здравомыслящие люди.

Юлия Евгеньевна, дочь Мурзина, в нашем разговоре обронила: отец любую проблему (в том числе и жизненную) рассматривал как инженерную задачу. Есть идея, которую надлежит реализовать. Действительно, ни один завод за АНС не возьмется. Ну и не надо завода! Можно справиться своими силами. Материалы? Что-то купит, что-то достанет. Как изготовить механическую часть? При НИИ опытное производство, там изумительные мастера — слесари, токари… Договорится. Деньги? Он неплохо зарабатывает. (Для понимания личности: если приходилось выбирать — детали для АНСа или новые туфли для жены, Мурзин выбирал детали, и дома это считалось само собой разумеющимся).

В реальности все выглядело так. Конец сороковых — начало пятидесятых. Скромный жилгородок на московской окраине при НИИ: двухэтажные бараки с удобствами во дворе, белье на веревках между деревьями. В бараках живут сотрудники с семьями — элита оборонки, профессора, доктора наук, генералы… Одна из комнат — Мурзиных. Евгений Александрович пришел с работы, наскоро поел — и садится паять. Жена со своими делами разобралась — и тоже паять. Дочка маленькая, ей паять не доверяется, но зато она уже отлично знает, где какая лампа, какое сопротивление, потому — «подносчица снарядов». В выходной могут заглянуть гости. Им запросто предложат паяльники — и милая светская беседа потечет в канифольной дымке. Гости у Мурзиных были, как правило, из старых друзей, не удивлялись.

АНС требовал высококачественной оптики, в СССР такая не производилась. Но Мурзин по линии своего НИИ был направлен в ГДР. Параллельно с основным заданием на цейссовских заводах нахально заказал все, что было нужно ему лично.

Столамповый усилитель… Два специальных, особо точных, самостоятельно собранных магнитофона… Электропривод… Отдельная эпопея — изготовление и градуировка стеклянных дисков (собственными руками, по своим расчетам, на специально сконструированном станке). Со временем у Мурзиных появилась скромная дачка, производство переместилось туда.

Так продолжалось двенадцать лет. В 1958 году АНС (действующий макет) был готов. На даче он занимал половину комнаты. Но Мурзин был не только классным инженером, но и хитроумным дипломатом. Он договорился с Татьяной Григорьевной Шаборкиной, тогдашним директором Дома-музея Скрябина, — и АНС переехал туда.

Охота делать балалайку

АНС стал сенсацией. Скрябинский музей был одним из главных культурных центров Москвы — музыкальные вечера, концерты для элитной публики. Всем, естественно, демонстрировался мурзинский аппарат. Ведущие композиторы и музыканты, электронщики и акустики оставляли в книге отзывов восторженные записи. Их можно понять — новый инструмент фантастически расширял профессиональные возможности. В обычной октаве 12 звуков, в ансовской — 72. 720 звуковых дорожек чистых тонов — то есть реально сконструировать любой звук, музыкальный, природный, неземной… Эти звуки можно было накладывать друг на друга, и на выходе получался аккорд оркестра, шум прибоя, пение загадочной птицы — что угодно. Завораживал сам процесс работы: клавиатуры не было, на покрытом специальной непрозрачной мастикой стекле прочерчивалась линия, через нее пускался световой луч на фотоэлементы — в общем, музыкальная фраза как бы рисовалась.

Более того! Оказалось, что изобретение востребовано временем. Это ведь начало шестидесятых, время первых полетов в космос. Возник общественный спрос на «космическую» музыку. Именно АНС позволял такую музыку писать.
И еще… Выяснилось, что собранный на коленке в окраинном бараке АНС — первый в мире музыкальный синтезатор. Все, что до этого делалось в Германии, Венгрии, США, на порядок отставало от мурзинского инструмента. То есть опять-таки советский приоритет.

Тут надо специально уточнить: речь не идет о привычных сегодня концертных синтезаторах, на которых играют клавишники. Концертные синтезаторы — уже даже следующий этап. АНС был синтезатором студийным и предназначался не для исполнения, а для извлечения и записи новых созвучий. Но именно на новых созвучиях стоит новая музыка, и потому АНС законно занимает место в фундаменте здания. И еще… На Западе думали над такой аппаратурой, которая имитировала бы традиционные инструменты — один синтезатор заменяет целый оркестр! АНС это тоже может, но цель изначально ставилась другая. Мурзин говорил: зачем подражать скрипке? Скрипка и есть скрипка, ее никто не отменяет! Дополнить скрипку — вот что интересно!

Через старых друзей «наверху» он пробил невероятную вещь — при институте решением Госкомэлектроники была организована специальная лаборатория по производству АНСов. Задача — подготовка промышленного образца и разработка документации для запуска в серию. Срок — три года. Начальник лаборатории, естественно, Мурзин.

Нельзя сказать, что начальство к указанию отнеслось с восторгом. «Охота делать свою балалайку — делай! — в сердцах сказали ему. — Но ты же понимаешь, какое это понижение в должности». Мурзин понимал: с уровня главных конструкторов, с руководителя одного из ведущих отделов, идти на какую-то временную лабораторию… Но уж больно хотелось сделать «балалайку».

Получив лабораторию, Мурзин начал набирать штат. В «Технике молодежи» как раз вышла статья про АНС, и к Евгению Александровичу стали приходить вдохновенные молодые люди, мечтавшие породнить алгебру техники с гармонией музыки. Двоих выделим особо. Первый — только что демобилизовавшийся из армии Станислав Крейчи: с того момента и по сей день его жизнь связана с АНСом. Второй — юный выпускник консерватории, принятый на странную должность «инженер-композитор». Его звали Эдуард Артемьев.

«Я понял самоценность звука»

Сегодня Эдуард Артемьев — живой классик. Про те времена он вспоминает так: «После консерватории мне довелось познакомиться с Евгением Мурзиным и его синтезатором АНС. Ошеломляющее впечатление. Мир, которого я раньше не слышал… Я понял самоценность звука, его способность вмещать в себя макромир и микромир». Тогда Артемьев только начинал. Но Мурзина поддерживали фигуры повесомее.

«Министру культуры СССР Фурцевой Е.А.

Многоуважаемая Екатерина Алексеевна!

осударственный комитет Совета Министров СССР по радиоэлектронике закончил в 1961 г. разработку промышленного образца электронного музыкального инструмента — АНС. (…) АНС в руках композитора является средством производства музыки. (…) Мы полагаем, что инструменты АНС (…) могли бы быть установлены в тех точках, где в настоящее время ведутся основные работы для записи звука для радио, кино, театров и т.д. Для обобщения опыта использования АНСов при Министерстве культуры СССР должна быть создана центральная студия электронной музыки…

Первый секретарь Союза композиторов СССР Т. Хренников
Первый секретарь Союза композиторов РСФСР Д. Шостакович»

Есть масса историй про талантливых изобретателей, которые мыкались со своим открытием, умирали в нищете. Но они не про Мурзина. Помните слова дочери, что отец рассматривал жизненные проблемы как инженерные задачи? Первая цель достигнута — АНС сделан (и узаконен в правах). Но красивую вещь надо красиво подать. Мурзин сумел и это. Он знал, где какие кнопки нажать, какие аргументы выложить. «Пиарить» умел, говоря сегодняшним языком. Между прочим, тоже не лишнее искусство.

Я уже сказал про общественный спрос на «космическую музыку». СССР лидерствовал в великой гонке: первый спутник, Гагарин… Идеологически карта разыгрывалась вовсю. Для советских выставок в Париже и Лондоне был снят полиэкранный фильм «К звездам». Музыку к нему срочно написали на АНСе Артемьев и Крейчи. И фильм, и музыка вызвали много разговоров на Западе.

Сам АНС гордо выставили на ВДНХ. Инструмент еще находился в доводке, но это ничего: как раз магические манипуляции с рисованием на стекле заставляли толпиться ошеломленную публику.

А главное — впереди Выставка достижений советской промышленности в Генуе! Ее успех очень важен для Итальянской компартии! Что представит Госкомитет по электронике? Осциллографы? Телевизоры? Не удивишь. А вот АНС…

Настоящие должности Мурзина в дни выставки, естественно, не назывались. Простой советский инженер, скромняга-изобретатель. С АНСом попали в самую точку — русский синтезатор вызвал фурор. Какие-то бизнесмены предлагали Мурзину продать машину, Мурзин, как подобает скромному советскому инженеру, гордо отказывался.

В 1967 году была наконец организована Экспериментальная студия электронной музыки — та, о которой просили Хренников и Шостакович. В один день Мурзин ушел в запас, уволился из института и стал ее руководителем.
Студию закрепили за фирмой «Мелодия», а разместили на первом этаже Дома-музея Скрябина. Там была коммуналка на десять семей. Требовались напористость и связи Мурзина, чтобы на уровне ЦК добиться решения: коммуналку расселить. Десять семей разъехались по десяти новым квартирам — а говорите, что от электронной музыки никакого проку!

Музыка разъяренного роя

Через много лет эту студию назовут «одним из очагов московского музыкального андерграунда». Правда, тот же Эдуард Артемьев не согласен: те, кого числили в так сказать «музыкальных диссидентах», лишь начинали с электронной музыки, дальше пошли своим путем. Но поначалу с АНСом действительно связано творчество самых знаковых фигур советского композиторского авангарда.

«Есть что-то мистическое в том, как она слышит голоса — японского кото, привычных скрипок и саксофонов или синтезатора (в 1967 году Губайдулина пришла в московскую Экспериментальную студию электронной музыки, где вместе с коллегами осваивала отечественный синтезатор АНС, созданный инженером Евгением Мурзиным), как соединяет их со всякими барабанчиками и колокольчиками. Как будто проникает в души инструментов». Это из литературы о Софии Губайдулиной. Крейчи вспоминает, что Губайдулина возникла на горизонте первой — тоненькая, черноглазая девушка. АНС еще стоял на ВДНХ, девушка сказала, что зовут ее Соней, она аспирантка консерватории, пишет музыку к мультфильму «Маугли». Там есть сцена атаки диких пчел, хочется мелодию построить на гуле разъяренного роя, можно ли попробовать?

Потом начал заходить в студию седоватый крепыш со светлыми внимательными глазами. Крейчи запомнилось, что он никогда не улыбался — даже если шутил. Очень четко и логично мыслил — сказывалось математическое образование. Звали его необычно, но имя очень подходило — Эдисон. Эдисон Денисов. Он держал себя так, что никому не приходило в голову назвать его, например, Эдик — только Эдисон или Эдисон Васильевич.
Альфред Шнитке в 1969-м написал на АНСе «Электронный поток». «Это мое единственное электронное произведение, если не считать отдельные опыты в киномузыке. Запись его происходила в Музее Скрябина… Я работал с АНСом долго, практически больше года и чуть ли не ежедневно, но сочинил только одно это произведение». Шнитке появился на телеэкранах в перестройку, уже тяжелобольным, потому запомнился изможденным лицом, измученным взглядом. А тогда это был молодой, худощавый, очень интеллигентный человек. И волосы еще носил не до плеч. Длинные, по моде, но не до плеч.

Еще были Шандор Каллош, Олег Булошкин, Александр Немтин, учивший инженера и музыканта Крейчи композиторской науке… Все показывали в студии свою музыку, о ней спорили. Мурзин слушал, но восторгов не выказывал. Он любил Скрябина. И джаз. Кстати, сам ни одним инструментом не владел. Ничего, Страдивари тоже на скрипке не играл.

В опалу «московская тройка» (Губайдулина, Денисов, Шнитке) попала позже. Считается, что из-за этого студию и закрыли. Все и так, и не так. Причина номер один все-таки смерть Мурзина. Юлия Евгеньевна: «Если бы отец был жив! Он бы что-нибудь придумал! С его-то связями, с его умением убеждать…» Но Мурзин начиная с 1969 года тяжело болел. И, зная о своей болезни, загнал себя работой. Задумал книгу о проблемах эстетики (проблемы эстетики тоже волновали этого инженер-полковника, изобретателя зенитных прицелов и систем наведения ракет), писал, торопился, боялся не успеть. Умер в 1970-м.

Про человека, который его сменил (ныне тоже покойного), плохо не говорят, говорят иначе: был другим. Он сделал для студии немало, но… Дипломатичный Мурзин, например, отправляя подчиненного по министерским кабинетам, наставлял: «Ивану Ивановичу надо сказать то-то. Петру Петровичу — это. Ни в коем случае не говорить про… Повтори!» И лишь когда сотрудник все повторял правильно, благословлял в поход. Тот, кто сменил Мурзина, напротив, был по характеру эмоциональным, взрывным. Дураку в глаза резал: ты — дурак! Качество симпатичное, однако если отвечаешь за дело…

Словом, очень скоро против студии было настроено все начальство. Заодно подкатывала технологическая революция: появились японские и английские студийные синтезаторы. В чем-то они уступали АНСу, но в чем-то превосходили: были компактнее, удобнее в работе, с привычной клавиатурой. Не за горами были и концертные синтезаторы, зарождалась целая индустрия. И вдобавок ко всему этому в одном западногерманском журнале появилась статья о советских композиторах-авангардистах. В статье писалось, что в Советском Союзе их главные произведения не исполняются и приютом для гонимых экспериментаторов является студия электронной музыки…
В общем — сокращение штатов.

Диалог с дельфинами

Всего АНСов было два: тот, первый, собранный Мурзиным «на коленке», плюс выпущенный лабораторией в качестве промышленного образца. По некоторым данным было три, якобы в лаборатории сделали два экземпляра, но Крейчи это наотрез отрицает: сборка шла у него на глазах. Легенда о третьем АНСе, считает он, возникла с подачи заводского начальства, которое под мурзинские эксперименты много чего посписывало.

Когда студию закрыли, встал вопрос: что с этими шкафами делать? Крейчи незадолго до того перешел работать в МГУ, занимался синтезом звучащей речи. В результате полюбовного соглашения между двумя организациями «промышленный» экземпляр передали на баланс университету. АНС начал учиться говорить. Станислав Антонович вспоминает жутковатое ощущение, которое у него — даже у него! — возникало, когда после долгой штриховки на стеклянном экране машина вдруг отчетливо произносила: «Ма-ма мы-ла Ма-ню». Еще АНС, способный воспроизводить любые звуки, использовался для изучения языка дельфинов. На инструменте записывали реплики (или как это назвать?), потом проверялось, ответят ли дельфины. Дельфины отвечали. Работы, естественно, были полусекретными: заказчиком выступал ВМФ.

Все это как бы оправдывало существование АНСа и позволяло полуофициально использовать по прямому назначению: нетрадиционная музыка, звуковые эффекты. Фильмы, в которых он звучит, мы вспомнили в начале материала. «Наколеночный» АНС долго стоял в скрябинском музее, потом исчез — концов уже не сыскать. Таким образом в МГУ сегодня находится единственный в бывшем СССР (и в мире!) экземпляр.

Обломок Атлантиды

Внешне АНС чем-то напоминает антикварный буфет. Весу в нем больше тонны.
Упрятавшийся в одной из боковых комнаток гигантских лабиринтов МГУ, аппарат в общем благополучно пережил бурные годы перестройки. Его нынешние приключения соответствуют времени: например, в здании был пожар, при тушении пролили двадцать три машины воды; Крейчи той ночью чуть инфаркт не хватил, но ничего — АНС чудом не зацепило. Или бомж проскользнет через проходную, его ищут, и, не найдя ключа, охрана взломает комнату — АНС потом долго стоит за опечатанной дверью, не подойти.

Его дальнейшая судьба? Идеальный вариант — специальная студия. Но понятно, что это для богатой страны. Станислав Антонович говорит: пусть пока стоит где стоит, все равно, кроме меня, никто в мире эту машину наизусть не знает.

Несмотря на компьютерную эру, возможности АНСа как источника звукового материала еще далеко не исчерпаны — так утверждают абсолютно все.
По-своему он уникален, как скрипка Страдивари или Амати, даже больше. Во-первых, действительно единственный экземпляр на свете, во-вторых, если не дай бог что — уже не восстановишь, технологическая эра сменилась. Где сейчас найдешь радиодетали конца 1950-х годов? Потому невозможно ответить на вопрос, сколько АНС стоит.

К нему ходят на ознакомительные занятия студенты Гнесинки и консерватории, регулярно приезжают любознательные иностранцы, пишущие научные труды по истории электронной музыки.

..Господи, а ведь действительно — уже история! И не только музыки… Как объяснить молодым, что были времена, когда гении оборонки, отрывая у семьи куски, вечерами в барачных комнатах ваяли такие вот АНСы (или романы, или философские труды)… Когда слова «космос», «престиж страны» звучали магически, под эту марку удавалось провернуть самый фантастический проект… Когда ЦК КПСС принимал решения по задачам Итальянской компартии и проведению советских промышленныхвыставок за рубежом… Когда гоняли композиторов, пишущих «не так» (а сейчас иди не хочу на концерт, все равно в зале лишь друзья автора да узкий круг ценителей)… Когда власть зорко следила, что напишет какой-нибудь пятистепенный западногерманский журнал, и делала оргвыводы (тоже забытое слово). Когда интеллигенты спорили о «Солярисе», и страна впервые хохотала над «Бриллиантовой рукой»…

Все кануло, словно Атлантида. ХХI век на дворе, хватит ностальгировать. Загоняем диск, врубаем. Только когда ударит из колонок компьютерным ритмом — вспомним, как начиналась эра нового звука.
Сергей Нехамкин, X-Libri

Источник

От admin